– Я кому-то мешаю, офицер? – спросил Роман.
– Кто это был с тобой? – снова Шея. – Не тот ли грязный цыган? Что вы, две инкубационные птички, делали тут такого, что не заслуживает порицания?
– Разговаривали.
– О чем?
– О таинствах смерти, – парировал Роман.
– Ладно, пошли, – сказал Нос.
Роман посмотрел на него: он смотрел в его глаза, и на короткое время его собственные блеснули, как у кошки, что ранее и привлекло внимание Питера к нему, и он произнес, с нажимом, словно учил актера репликам: – Хотя, знаешь, его мамаша будет еще той занозой в заднице.
Нос молчал. Его лицо побледнело.
Затем, он несколько раз коротко моргнул и выдавил: – Хотя, знаешь, его мамаша будет еще той занозой в заднице.
– Что, – спросил Шея.
Роман посмотрел в его глаза: –Ага. Иди, парнишка.
– Ага, – повторял Шея. – Иди, парнишка.
– Слушаюсь, офицер, – сказал Роман.
Они вернулись к джипу, Шея бормотал: – Жуткий маленький засранец.
Как только они ушли, Питер вернулся к Роману.
– Спорю, у тебя не часто отнимали деньги на завтраки, – пошутил Питер.
– Грунтовая земля, – сказал Роман. – Вот, что в ее ботинках.
Язык Питера замер на полпути между молчаливым принятием информации и попыткой ее понять. Он ничего не сказал.
Роман лег на землю и приложил свое ухо к земле, как в фильмах про индейцев.
– Ты чувствуешь это? – спросил он.
– Что?
– Чтобы это ни было, оно… там, внизу.
– Оу, – произнес Питер. – Это.
– Хорошо, – сказал Роман, вставая. – Хорошо узнать, что не сходишь с ума.
– Или, не ты один, – ответил Питер.
Облака проплывали над Белой Башней. А где-то явственно слышался звук поезда.
* * *
Из архивов Доктора Нормана Годфри:
От кого: [email protected]
Кому: [email protected]
Тема: Позволь им есть гренки!
Дорогой Дядя,
Очередная неделя? и снова обращаю к вам свой лепет. Мне кажется, вы открыли Ящик Пандоры, если бы не было так трудоемко нажимать клавиши кончиком ластика на карандаше – эти кончики пальцев Всевышний (с помощью доктора П.) счел обеспечить возможностью, назовем ее, обильной, нажимать по одной клавише за раз. Мне кажется, будет достаточно легко попросить Маму заказать мне какую-нибудь клавиатуру с менее чувствительным сенсором, но я ценю, что каждое слово, выбранное мной – продукт целенаправленных усилий. Кажется многие, кому не надо столь тщательно подбирать слова, не ценят этого.
Итак, какие же новости с моего прошлого письма заслуживают внимания ластика? (Ирония, избегавшая моего внимания до этого момента – как удивительно!) Конечно – вы будете мною гордиться, Дядя, я последовала вашему совету и утвердила свою независимость перед Мамой. Мы обедали в клубе, Мама, Роман, и я, и, когда принимали наш заказ, я заметила волнующее попурри самых разнообразных цветов. И пока мама говорила Дженни, что я буду «как обычно», я безудержно схватила меню и энергично ткнула в него пальцем.
– Ты хочешь это, дорогая? – спросила Дженни, моя самая любимая из персонала клуба.
– Нет, нет, – поправила Мама, – мы возьмем ей «как обычно», я думаю.
Что означало, конечно же, тарелку нарезанной говядины.
Но я покачала головой и снова принялась жестикулировать, указывая на свою прихоть.
– Милая, – сказала Мама, – тебе необходимо твое мясо.
На что Роман вставил едкую ремарку. Дженни, с которой он постоянно заводит легкий флирт (и, возможно, нечто большее за пределами ее работы – как утомительно пытаться следить за внеклассными занятиями моего братца), ухмыльнулась. Мама не показала взаимности.
– Ее обычный заказ будет вполне удовлетворительным, – сказала она своим вопрос-улажен голосом. Который, признаюсь, убил мою решительность на корню, если бы не благословенное вмешательство Дженни.
Положив свои руки мне на плечи без намека на отвращение, она сказала: – О, она просто заботится о своей фигуре. Все эти милые мальчишки в старшей школе.
Я хотела расцеловать каждый из ее пальцев, один за другим, но сдержала себя глупой усмешкой, глядя на которую Роман с сожалением приложил платок, чтобы остановить потекшую слюну.
– Хорошо, Шелли, – сказала Мама, и в пугающей рациональности ее тона было повышенное раздражение нашей сплоченностью, – какое бы решение ты не приняла, тебе с ним жить. Мне кажется, мы обе знаем, ты закончишь, сожалея, что не сделала должного выбора.
Она посмотрела на меня, очевидно ожидая молчаливого согласия. Как же удивило ее, когда я уверено ткнула в меню еще раз. И хотя Мама была, фактически, права, – мой живот снова начал урчать, еще до того, как мы вернулись домой, – я сдерживала голод всю ночь, чтобы доказать, что я действительно способна жить с принятыми решениями. Без единого сожаления! – притягательный вкус различия между сладким абрикосом и горьким шпинатом, чрезмерным перцем и лихим луком, целомудрием миндаля и сладострастием томата: праздник, если не живота, то духа. И, самое важное, я почувствовала, что Мама заметила: я больше, чем какая-то живая – хоть и громоздкая – Мэрионетка, которая беспрекословно танцует под ее нитями; как вы мило подметили, я умная, автономная личность с собственными желаниями. Я верю, этим противостоянием ваша племянница заслужила немного, смеет ли она говорить такое? уважения.
К другим новостям, я считаю перевод в старшую школу достаточно гениальным. Моя учеба идет полным ходом; я продолжаю прогрессировать вопреки стандартизации: пока большая часть моих продвинутых одноклассников борются с сослагательными наклонениями испанского и тригонометрическими функциями, я в своем углу – моем храме – позади, снимаю кости с классического греческого и квантовых гипотез Бома (пища для ума – признательна за рекомендации). Я также, это должно быть приятно вам услышать, завожу друзей в положительно головокружительном темпе! Кристина Вендалл одаривает меня добрым взглядом, когда никто не смотрит, прокладывает себе путь, я уверена, к надлежащему знакомству (словно слова могут предложить больше, чем благодать окна души); твоя Лита остается, что, я уверена, для тебя не новость, таким же добрым ангелом; и этот цыганский мальчик, о котором я писала прежде, продолжает одаривать меня своим шармом. Какой же он дьяволенок! – на несколько дюймов ниже парней его возраста, но шире в плечах (конечно, он все равно кукольных размеров по сравнению с вашей ласковой писательницей). У него смуглый цвет лица, и черный хвостик, подразумевающий использование вазелина, словно его прическа – результат выбора. Роман говорит, он оборотень. Мама говорит, что он вредитель, и не нужно с ним якшаться (естественно Роману – ей и в голову не взбредет включить меня в эти наставления).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});